Юрий Корчевский - Диверсант [HL]
По ручью же он вернулся в Богдановку. Дно у ручья песчаное, мягкое, ногам даже приятно. А про битые бутылки и другой мусор, о который пораниться можно, здесь даже не слыхали.
Заявившись во двор, он повесил брюки сушиться в сарае. В избу зашёл в рубашке и трусах. Олеся всплеснула руками:
— Где штаны оставил?
— Представляешь, дождя нет, а брюки снова сырые. Не везёт мне что-то. В сарае висят, сушатся. Спать пора. Надоели мне сегодня водные процедуры.
Саша снял рубашку, улегся на постель и ещё раз вспомнил всё происшедшее с полицейским. Вроде всё предусмотрел, следов нигде не оставил. С тем и уснул.
Проснулся он в полночь от чьего-то прикосновения.
— Саша, это я, Олеся. Уснуть не могу, страшно. Так и кажется, что мёртвый Василий сюда вернётся. Можно я с тобой полежу?
— Ложись, места много.
Кровать и в самом деле была широкой, двуспальной.
— Всё не решался тебя спросить — а где же мама твоя?
— От тифа умерла, ещё за три года до войны.
— Прости, Олеся, не знал.
Саша повернулся к Олесе, приобнял. Девушка запротестовала:
— Только без рук!
— Как знаешь.
Саша засопел, повернулся к ней спиной и уснул.
Проснувшись утром, он обнаружил, что Олеся повернулась во сне к нему лицом, обхватила рукой, да ещё и ногу ему на ногу положила. Ночная рубашонка задралась, обнажив прелестные ноги и попку.
Видно, Саша неосторожно повернулся, и девушка проснулась, смущённо поправила ночнушку.
— Я же говорила — без рук! — попыталась рассердиться Олеся.
— Так это же не я тебя обнимал — ты сама…
Девушка покраснела слегка:
— Отвернись!
Она встала с постели, вышла из комнаты, и вскоре Саша уже услышал звон подойника.
— Коровку подоит сейчас, молочко парное пить будем! — обрадовался Саша.
Только они уселись завтракать, как в окно постучали.
— Это дед Трофим — наш, деревенский! — поспешила успокоить Александра Олеся.
Она вышла на крыльцо, и, поскольку окно было открыто, Саша ясно услышал их разговор.
— Здравствуй, Олеся.
— И вам доброго здоровья, деда.
— Не моё, конечно, дело, Олеся, только ты бы побереглась, дочка. Прошлой ночью аэродром немецкий, что под Дубовкой, наши разгромили, должно — окруженцы. Так немцы злые сейчас, по деревням рыщут, всех молодых парней с собой увозят. Люди говорят — в Пинск. Сегодня в Борках были. А тут ещё полицай из этих Борков, Васька Пасюк, будь он неладен, пропал.
— Деда, я-то здесь при чём?
— Ты уж прости, дочка, меня, старого, только жилец-то твой — уж не знаю, кем он тебе приходится, мужик молодой и, похоже, из военных. Ушёл бы он от греха подальше. У нас в деревне мужиков-то окромя него и нет, одни бабы с детишками да старики остались.
— Хорошо, деда, спасибо вам, что предупредили. Родственник это наш дальний. Только о нём немцам — ни слова.
— Понимаю, дело молодое, а всё же поберегись.
Олеся вошла в избу бледная, видимо, спокойствие во время разговора далось ей нелегко.
— Я слышал разговор. Олеся, — опередил её Александр, поднимаясь из-за стола. — Сейчас доем и уйду.
— Куда же ты пойдёшь?
— А к фронту и пойду. Нагрянут немцы — из-за меня вся деревня пострадать может. Тем более что у меня ранение свежее. Немцы не дураки, быстро сообразят, что к чему.
— Так аэродром — твоих рук дело?
— Моих, — не стал больше скрывать Саша. Всё равно уходить, так чего дальше темнить.
— И эшелон на станции ты сжёг?
— Было дело.
— Вот я дура!
— Это ты о чём?
— Думала о тебе плохо. Да ты сядь, доешь. А я пока узелок тебе соберу.
Саша допил молоко, доел хлеб. Олеся же металась по дому, собирая узелок — яичек варёных, несколько картофелин, половину каравая ржаного хлеба, огурцов и немного соли в спичечном коробке.
Александр успел сбегать в сарай и надеть высохшие штаны и рубашку.
— Ну, Олеся, давай прощаться. Девушка ты хорошая, береги себя. Даст Бог, свидимся ещё.
Олеся обняла Сашу, всплакнула. Ну да слёзы девичьи — что роса под лучами летнего солнца, высыхают быстро.
— Ты ведь с немцами боролся — один! А я вместо помощи…
— Ну-ну, — погладил её по плечу Саша, — успокойся. С кем не бывает!
Он повернулся, взял узелок со стола и вышел. Уходил задами, через огороды, чтобы меньше любопытных глаз его видело.
Глава 3
ПОЛИТРУК
Александр уходил на восток, по направлению к Чёрному и Белому озёрам. Правда, с Мыколой и Михасем нехорошо получилось. Сегодня они встретиться должны, а его не будет. Но и немцев дожидаться тоже не стоит. Когда ещё рана подживёт?
Он шёл себе и шёл, помахивая узелком. По крайней мере, о пропитании на сегодняшний день беспокоиться не стоит. Какое же сегодня число? Александр начал считать. Выходило — пятое, а кажется, он здесь так давно, столько событий произошло! И каких событий — не соскучишься! Но главное — сам пока жив и немцам урон нанёс немалый, внёс свою лепту в победу над врагом.
Теперь вопрос в другом — куда идти и что делать? Нынче он изгой: ни родни, ни дома, ни документов. Одним словом, выражаясь милицейским языком — бомж.
Во-первых, узнать бы — где линия фронта и как далеко придётся пробираться? Общественного транспорта, вроде автобусов или электричек, нет, потому на своих двоих придётся топать. Насколько он помнил из истории, немцы должны быть у Березины, но где эта река, Саша не помнил точно. Вроде бы наши предки французов при этой реке били сильно, но сколько до неё добираться — сто, двести, триста километров?
Немцы наступают, фронт нестабилен, и сплошной линии, как это бывает при позиционной войне, то есть траншей, блиндажей, дзотов и прочих сооружений, нет. Просочиться вполне можно. Он бы прошёл через линию фронта в любом случае — их этому учили.
Ночью траншеи и окопы охраняют часовые, и между ними можно проползти. Пожалуй, наихудшее — только мины. Из-за них сильно падает скорость передвижения, так как приходится присматриваться к каждой подозрительной кочке или лунке.
К полудню он подошёл к Лунинцу, только севернее, и залёг перед шоссе, ведущем на Бардковичи.
Лежать пришлось долго: то с одной, то с другой стороны шли колонны автомашин и одиночные мотоциклы. Тут всего-то, казалось бы, перебежать через дорогу — и в лес, а — поди, попробуй…
Улучив момент, Александр метнулся на другую сторону. И снова — пешком по лесу. Направление выдерживал без компаса. Чего хитрого: солнце справа, деревья на южной стороне гуще, мох или лишайник на дереве с северной стороны растёт. Зная эти мелочи, можно определиться с направлением.
До вечера он успел сделать привал и съесть всё, что положила в узелок Олеся. Сейчас лето, жарко, и продукты беречь нет смысла — испортиться могут. Уж лучше живот набить.
Поев, Александр полежал немного, задрав ноги на ствол дерева. В такой позе ноги отдыхают лучше всего, этому его ещё взводный в своё время в армии научил. И — снова вперёд.
К вечеру Александр добрался до селения Микошевичи, отмахав за день километров тридцать пять. Тяжеловато с непривычки, давно он марш-броски не совершал. А ведь в армии и больше проходил, да ещё с грузом — рюкзаком, автоматом. «Стареть стал, физкультурой не занимаюсь, водочку иногда употребляю — вот итог», — укорял себя Саша.
«Картой бы разжиться!» — размечтался он, улёгшись на ночлег под разлапистой елью.
Для человека военного, пусть и в прошлом, карта значит много. Есть возможность сориентироваться по месту, определить расстояние, естественные преграды вроде рек и болот.
Утром Александр проснулся рано оттого, что продрог. Хоть и лето, а не жарко в Белоруссии по ночам. Да ещё лёгкий туман, промозгло.
Есть было нечего, и, чтобы согреться, он пошёл быстрым шагом.
Когда встало солнце, туман рассеялся, и стало теплее.
«Далеко ли до наших? — размышлял Саша. — Сейчас бы радио послушать. Несбыточные мечты!»
Лёгкий ветерок донёс до него смрадный запах. Почудилось? Нет, с каждым шагом запах становился всё сильнее.
Саша вышел на просёлочную дорогу и остановился, поражённый увиденным. Так вот откуда этот запах!
На дороге стояла разгромленная автоколонна Красной Армии. Явно истребители немецкие поработали. Следы от воронок на дороге, на машинах пулевые отверстия сверху — на капотах, кузовах… Если бы стреляли из танков, пробоины были бы на бортах.
Невелика колонна, всего четыре полуторки. Две сгорели дотла, две имели значительные повреждения. А в грузовиках и вокруг них в нелепых позах лежали тела наших бойцов, уже вздувшиеся от жары. Красноармейская форма была залита кровью. Вокруг кружили тучи мух.
Сашу едва не стошнило. Преодолев мучительное чувство головокружения, он вздохнул. Похоронить их по-человечески не удастся: лопаты нет. Но даже если бы она и была, копать братскую могилу одному хватило бы на неделю. «Нет, не смогу, кишка у меня тонка. Заберу у них документы и уйду», — решил Саша.
